Чего только не случается на свете, а особенно в Рождественскую ночь… К уже стоящим на окошке цветам поставили новенького. Он рос в маленьком беленьком горшочке; его стебелек и листики были почти прозрачные, казалось, что он выточен из куска изумруда. «В чем только душа держится?» – удивилась фуксия.
«Заморозили, поди, пока несли», – сказала традесканция, она всегда все знала. «Фи», – сказал фикус, он всегда так говорил. «Не жилец», – добавил плющ.
Но новенький, вопреки ожиданиям, чувствовал себя совсем неплохо. Более того, на самом кончике стебелька у него появилась маленькая шишечка, которая увеличивалась в размере день ото дня. «Никак цвести собрался?» – удивилась фуксия. «Ничем хорошим это не кончится», – сказала традесканция, она всегда все знала. «Фи», – сказал фикус, он всегда так говорил. «Ну и дела», – добавил плющ.
«Чудо, настоящее чудо», – две заботливые руки подняли новенького и поставили на самое светлое место. Это очень не понравилось другим цветам, и они надолго замолчали.
А в доме готовились к Рождеству, наряжали елку и развешивали разноцветные гирлянды. «Мне бы только успеть», – грустно вздохнул новенький. «Куда же Вы это так торопитесь?» – удивилась фуксия. «Да вон уж его как согнуло, того и гляди, переломится», – сказала традесканция, она всегда все знала. «Фи», – сказал фикус, он всегда так говорил. «Чего еще ожидать», – добавил плющ. «Я не боюсь переломиться, я боюсь не успеть расцвести к сроку», – новенький говорил-говорил, как будто очень спешил, — «через три дня Рождество. В Рождественскую ночь появляется на небе яркая Звезда. Мне бы хоть на мгновение увидеть Ее. Раскрыться Ей навстречу и подарить Ей весь аромат до конца…» «Как романтично!» – воскликнула фиалка. «Вечно Вы, милочка, невпопад», – вздрогнула степенная диффенбахия от неожиданности, — к тому же Звезде и дела нет до какого-то цветка на Земле», – добавила она. «А это неважно», – улыбнулся новенький и попробовал расправить белоснежные лепесточки, туго свернутые в бутончик. Он вздохнул, и снова воцарилась тишина. Нехотя начинался день перед Рождеством. Рассвет растворялся в хороводе легких кружевных снежинок. «Ах! Неужели я Ее не увижу?» – думал в глубоком отчаянии новенький цветок в белом горшочке. «Нет! Такого не может быть. Я найду в себе силы распуститься, несмотря ни на что».
Весь день сыпал снег на радость детворе, а к вечеру столбик термометра стал медленно опускаться. И на небе зажглась первая звезда, за ней — вторая, третья… Цветок уже и думать ни о чем не мог; его нежные белоснежные лепесточки медленно раскрывались навстречу серебристым лучикам звезд, а комната наполнялась удивительным ароматом. «Чудо, настоящее чудо», – две заботливые руки раздвинули занавески, чтобы звездный свет свободно лился в комнату. Сам цветок теперь был похож на маленькую белую звездочку.
А в полночь, когда лепестки его совершенно раскрылись, он увидел Ее. «Я так ждал Тебя!» «Знаю, и вот что скажу, мой маленький брат, Я могу появиться только тогда, когда Меня очень ждут». Свет Звезды лился на Землю, потому что его ждали. А маленький цветок весь светился от счастья, отдавая все силы на звучание сложной симфонии аромата.
Но этого не видели его ближайшие соседи, ибо ночью принято спать. А наутро, когда косые лучи запоздалого зимнего Солнца осветили комнату, ни одного лепестка уже не было на цветке. А вместо них была маленькая изумрудная горошинка. «Ой-ой-ой!» — воскликнула фиалка. «Вечно Вы, милочка, всех взбаламутите», – возмутилась степенная диффенбахия. «Куда же делся цветок?» – удивилась фуксия. «Осыпался, конечно, нельзя же цвести когда попало», – сказала традесканция, она всегда все знала. «Фи», — сказал фикус, он всегда так говорил. «Это сразу было ясно», – добавил плющ.
«Свершилось чудо!» — две заботливые руки поставили маленький беленький горшочек в теплое место.
А изумрудная горошинка тихо наливалась соком и росла день ото дня; внутри же нее что-то тикало: тук-тук, тук-тук, тук-тук… Но это мог услышать только тот, кто слышит не только самого себя.